Метро 2033. Мраморный рай - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

— Продаете? — и снова молчание. — Если не продаете — зачем выставили?..

Джедай со скучающим видом отвернулся, Василий клевал носом (или делал вид), младший сын Джедая с интересом осматривался: в колонию он попал второй раз в жизни, а в Зал — вообще в первый. Старший же внезапно подался вперед и ткнул пальцем в аккуратно разложенные на небольшом куске ткани кубики коричневого цвета.

— Еда? — спросил он.

Вопрос был, скорее, риторическим: в этой части стола принимающая сторона разложила синтетические продукты, не только обладающие ничтожными вкусовыми качествами, но и весьма вредные для организма. Хотя кто в нашем мире позволит себе рассуждать о вреде пищи?… Нечто, напоминающее хлеб, нечто, напоминающее масло, нечто, напоминающее макароны… Рядом с макаронами лежали кубики, вызвавшие любопытство парня.

Валентин Валентинович повернулся к соседу. Профессор Скрынников, химик, биолог, ученый, одним словом — это с первого взгляда по нему видно — высокий, с вечно взъерошенной копной седых, непослушных волос, в очках с одним треснутым стеклом и дужкой, замотанной в месте слома куском шнурка, мятый, неопрятный и пахнущий не лучше караванщиков (но они-то хоть бродяги, неделями в пути!) — с высокомерным выражением наклонил голову и нараспев произнес:

— Еда, мальчик.

— Какая?

Скрынников, держа паузу, ухмыльнулся одними уголками губ, слегка презрительно — дескать, ребенок, что с него возьмешь?.. За мгновение до ответа Сергей пригляделся к кубикам, догадался, что это и ощутил потрясение. Он не знал, что химики так далеко продвинулись… в отдельных областях. Ему захотелось закрыть ладонями уши, чтобы не слышать, что скажет Скрынников, но он не успел.

— Шоколад, — сказал Скрынников.

Он произнес короткое и страшное слово ровно тем тоном, каким следовало, чтобы на короткое время заставить всех в Зале замереть.

Конечно, что такое шоколад, знали все. Кое-кто из присутствующих — по рассказам, похожим на волшебные сказки или поэмы; но многие пробовали шоколад, да что там — пробовали… ели его. Было это очень давно, но воспоминания, как об одном из самых ярких чудес, бережно хранились в памяти людей.

Оба мальчика теперь не мигая глядели на темные кубики. Джедай косился на них; Василий открыл один глаз и уставился им на предмет общего интереса.

Надо отдать старшему сыну Джедая должное: он почти не выдал своих чувств. Только поинтересовался — как можно небрежнее, но ломающийся голосок предательски дрогнул:

— Настоящий?

— Ну что ты! — тут же вступил Аркадий Борисович, бывший банкир, ас торговли, хитрец, изворотливая бестия. — Откуда же тут взяться настоящему шоколаду? Для настоящего нужна Африка, плантации, негры, какао-бобы. А это обман, подделка…

Надеюсь, он знает, что делает, с легким беспокойством подумал Сергей.

— …но по вкусу, — подхватил Скрынников, и Сергей понял, что они заранее распределили роли, предполагая подобную ситуацию, — он очень похож на настоящий. Так похож, что… — и неопределенно покрутил в воздухе рукой.

Парень скривился презрительно и сделал вид, что утратил к товару всякий интерес, но… только слепец не увидел бы, подумал Сергей, как горят глаза парнишки, какие взгляды бросает он украдкой в сторону странного продукта, о котором столько слышал, но никогда не пробовал.

— Что вы хотите за шоколад? — спросил Джедай.

Три головы членов Совета Общины — военного, ученого и банкира — склонились друг к другу.

И в этот момент гудящий негромкими голосами караванщиков воздух зала прорезал новый звук: истерический плач.

Сергей поднялся первым; взгляд его метнулся по караванщикам, сидящим у стены и обеспокоено зашевелившимся (многие к тому моменту уже дремали) и остановился на маленьком человеке, сидевшем отдельно. С бесконечным удивлением Сергей наконец понял, что это женщина.

Она громко, с подвываниями, рыдала, закрыв лицо руками.

Сергей подался к ней.

— Заткнись! — прикрикнул на нее кто-то из караванщиков и грубо выругался.

Сергей опустился у стены на пол рядом с плачущей. Некоторое время собирался с мыслями, не зная, что сказать, как успокоить. Он вообще давно не видел женских слез, тем более — истерики, и это было так… странно…

— Послушайте… — наконец решился он, — не надо так, ну что ты…

— Отстань! — с неожиданной злобой, сквозь всхлипывания, низким хрипловатым голосом выкрикнула женщина.

Он совсем растерялся.

— Да я помочь хотел… Как-нибудь…

— Отвали, — сказала она глухо. — Тут тебе ничего не обломится.

Несколько караванщиков, прислушивающихся к их разговору, неприятно засмеялись.

— Да мне ничего и не нужно, — сухо сказал Сергей, поднялся и направился к своему месту.

* * *

Денис почти всегда спал без сновидений. Исключение составляли редкие тревожные полусны, на волнах которых он качался, порой погружаясь глубоко, порой выныривая к самой поверхности яви. В них были комнаты и бесконечные коридоры с серыми стенами; коридоры не имели ни начала, ни конца, по ним можно было бежать или плестись — но выбраться из них у Дениса никогда не выходило. Комнаты были большими, не в пример их жилому боксу, но мрачными, очертания стен в них скрывались неприятной белесой дымкой. То из одного, то из другого угла комнаты долетали негромкие, но такие страшные звуки, что от них леденела кровь. Вне зависимости от того, находился он в комнате или в коридоре в этом своем сне — мальчика не покидало ощущение опасности, смешанной с тоскливой безнадежностью: где бы ты ни находился, он отыщет тебя. Берегись.